«Люблю я звездную России снежной сказку и лес, где лик берез – венчальный лик невест», – при­знавался Константин Бальмонт в одном из стихотворений, которое так и называется - «В звездной сказке». Одним из любимейших времен года поэта была осень, но и зиму, весну и лето он также принимал как неизбежную данность природы, восхищаясь по-своему каждым из них.

В 1910 году в журнале «Аполлон» появилось небольшое стихотворение поэта - «Четыре», за минувшие сто лет не перепечатывавшееся ни в одном из бальмонтовских сборников. Оно интересно тем, что дает поэтическое представление о каждом из времен года, имеющем свое очарование и привле­ка­тельность. В заключительной строфе читаем:

Бархатный иней, синяя тьма,

Льдяности линий, тишь, терема,

Это – царица Зима.

Бальмонт всегда очень чутко, почти «с детской радостью» воспринимал любые, даже самые ма­лейшие явления окружающего пространства, называя природу «прихотливейшим творцом» всего су­щего, замечая и узнавая и неожиданного зверька, и невиданный цветок, и вдруг взлетевшую из-под ног бабочку или птицу…

Моя Россия – все богатства наши,

Зима и лето, осень и весна.

Все в звездах Святки. Легкий хруст по снегу.

Вот стук в окно. О, счастие мое!..

Поэт, которому «синица прокричала, что зима готова», пытливым взглядом художника мог уловить и ощутить то, что для остальных стало привычным, обыденным:

Сто рек сковало,

И лед – он гулкий.

Семь стран белеют,

Снежинка пляшет.

Зима сильна.

«Для Бальмонта нет времени - того обычного времени, измеряемого минутами, днями и годами. Его время измеряется вечностью и мгновением», – писал в 1912 году Михаил Волошин в рецензии на новую книгу поэта «Зарево зорь». При этом необходимо заметить, что определенное пространство и время во всем поэтическом творчестве Бальмонта символизируют не только цветовые или звуковые эпитеты, олицетворения или сравнения, но и анимализмы – упоминания о животных, птицах, рыбах и других живых (часто не называемых конкретно) существах. Так, в стихотворении «Мои звери» (из сборника «Только любовь», 1903 год) читаем такое авторское признание:

Мой зверь – не лев, излюбленный толпою, –

Мне кажется, что он лишь крупный пес.

Нет, желтый тигр, с бесшумною стопою,

Во мне рождает больше странных грез…

Как отмечают исследователи, анимализмы Константина Бальмонта помогают раскрытию особенностей его мировосприятия; при этом «животные» образы обогащают общий смысл «состояния человека» (как и в известных устойчивых сочетаниях: труслив как заяц, плестись как черепаха, лить крокодиловы слезы, голоден как волк и т. п.). Иногда с ними связаны и характеристики, придающие необычайную яркость, образность всему поэтическому тексту: к примеру, в стихотворении «Слияние» (1901 год) дан портрет любимой женщины:

Красивый зверь из тигровой семьи,

Жестокий облик чувственной пантеры…

Или в обращенном к Ивану Бунину послании «Два поэта» (1933 год):

Мы – тигр и лев, мы – два царя земные.

Кто лев, кто тигр, не знаю, право, я.

В обоих – блеск и роскошь бытия…

И хотя в текстах Бальмонта можно встретить свыше 150 представителей фауны, порой от самых неожиданных, безымянных («белорунный, сребролунный, из пещеры вышел зверь…»; «Сто сорок саже­ней чудовищной длины…»), красных коней, навьюченных верблюдов, скорпионов, саламандр и бе­логлазых пингвинов до летучих мышей, морского леопарда или крота («От детских дней я полюбил крота…») и даже «незримых исполинов» - инфузорий, все же одним из наиболее часто упоминаемых им является тигр. И «если бы тигр мог говорить, - читаем в статье Бальмонта об английском поэте Блейке (1901 год), - он, вероятно, создал бы удивительной лиричности гимн в честь тигровых страстей - не­об­хо­димых в мироздании - почему они и существуют. Но тигру не нужно менять своего рычания на чело­ве­ческий голос».

Тигр, Тигр, жгучий страх,

Ты горишь в ночных лесах…

В небесах иль средь зыбей

Вспыхнул блеск твоих очей?

«Да, такие поэты, как Блейк, - подводит итог Бальмонт, - всегда найдут красивые звуки для выра­жения красоты звериной, потому что мир есть цельность, которую нужно понять и полюбить как таковую». В полной мере эти слова можно отнести и к нему самому, автору стихотворения «Тигр» (впервые появившееся в книге «Зарево зорь», оно с тех пор ни разу не перепечатывалось, а потому неизвестно сегодняшним читателям):

Ты, крадущийся к утехам

Растерзания других, –

Ты, с своим пятнастым мехом,

Я дарю тебе свой стих.

Чунг – зовут тебя в Китае,

Баг – зовет тебя индус,

Тигр – сказал я, бывши в Рае,

Изменять – я не берусь.

Гимн слагая мирозданью,

Тигром я назвал тебя,

Чтоб метался ты за данью,

Смерть любя и жизнь губя…

Отмечая, что «Бальмонт по праву считается одним из лучших русских поэтов», Николай Гумилев особо подчеркивал: «Он обогатил русскую поэзию целым рядом новых чувств, образов и мыслей. Брошенные им девизы продолжают жить до сих пор… Книга «Зарево зорь» выгодно выделяется среди его по­след­них книг отсутствием мудрствования как в стихе, так и в переживаниях, и радует прежним зорким вни­манием к природе».

Автор материала Александр Романов, «Рабочий край»